Умереть, чтобы жить

Как бы и во имя чего мы не жили, все и каждый в свое время достигнут того «мига между прошлым и будущим», который, вопреки популярной песенке, принято называть смертью. Событие это состоит в разлучении души и тела. При этом тело ожидает распад, что достаточно очевидно, а душу - некая «загробная жизнь». В этот момент наступает предел опытного научного познания и открывается область таинственного, поприще религии. Процесс, в котором мы все находимся и который называем «жизнь», несмотря на впечатляющие успехи науки, остается недоступным «объективному» познанию, поскольку начало и конец его скрываются в недостижимой для научной методологии неизвестности. И лишь религия, как связь небесного и земного, может здесь предложить цельную картину.

Далее речь пойдет вовсе не о загробных представлениях тех или иных верований, но о реальном духовном опыте, практически применимом в нашей жизни. Вопрос жизни и смерти, вопрос пути в жизнь через смерть, поставлен и решен религией Богооткровения, которой является христианство, в наше время во всей полноте представляемое Православием.

Православное понимание этих центральных вопросов бытия менее всего обращается к предметному созерцанию форм и обстоятельств жизни загробного мира. Здесь оно ограничивается утверждением того, что за моментом смерти тела, бытие души продолжается либо как жизнь вечная, либо как вечная мука и вечная смерть. А наша временная жизнь имеет решающее значение в определении качества нашего последующего вечного бытия.

Всеобщий и главный смысл земной жизни состоит в том, чтобы свободно   выбрать направление своего неизбежного исхода в  вечность. И выбор этот, как уже сказано, происходит между вечной жизнью и вечной смертью.

Таким образом все многообразие прочих смыслов и жизненных целей разумно будет рассматривать в связи с этой главной целью, как способствующих или препятствующих тому или иному выбору.

Христианство утверждает, что род человеческий содержит в себе некое изначальное повреждение – первородный грех, определивший «естественное» бытие человека и человечества как падение, нисхождение в смерть и страдания. Поэтому спасение как обращение от падения, страданий и смерти является центральной темой и задачей нашего земной жизни. Без разрешения этого вопроса все достижения цивилизации, все успехи науки и культуры, только закрепляют процесс деградации и затрудняют спасение, поскольку порождают иллюзию восходящего прогресса, иллюзию альтернативной цели и альтернативного пути к счастью.

Слово «смерть» в Откровении впервые употребляется в связи с заповедью не вкушать от «древа ведения доброго и лукавого». И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь. (Быт.2;16-17)

Этим самопроизвольным, вопреки заповеди, вкушением разрушилась вера Богу, а значит, разрушилось и единство с Ним в любви. Любовь извратилась в человеке. Ее направленность изменилась на себя.  Эгоизм и похоть подменили ее.

Неверием разорвав связь с Богом, человек открылся действию богопротивных сил, оказался окованным нуждой и железом, приложился скотам несмысленым и уподобился им.  (см. Пс.106)

Таким образом, оторвавшись от Источника Жизни, но не прекращая бытия, Адам и  весь род его умер смертью.  И здесь смерть явилась не только СОБЫТИЕМ этого разрыва, но, что гораздо важнее знать, предстала как ПРОЦЕСС. Стала процессом бесконечного удаления от жизни в любви и бесконечного роста страданий. Смерть, как возможный процесс, стала вечной. 

Таким образом, чтобы воскреснуть, человекам надлежало вновь свободно обратиться и изменить направление своей любви от себя к Богу. А значит, вновь умереть.

Умереть, на этот раз, для смерти. Умереть, чтобы жить.

Стало необходимым еще одно СОБЫТИЕ, обращающее ПРОЦЕСС ВЕЧНОЙ СМЕРТИ в ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ.  

Как бы это ни выглядело безумно для нашего плотского ума, но именно временность нашей земной жизни и наша телесная смертность являются главным,  дарованным нам от Бога, средством преодоления той вечной, той действительной смерти, которой подвергся Адам, а за ним и все мы, отпав от Бога, от Жизни.

«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот  даровав», –  гимн Пасхи Христовой, гимн торжества над смертью.

«Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?», – восклицает Иоанн Златоуст в возглашаемом на пасхальном богослужении Слове. И это вовсе не риторика. И не «высокий штиль», как кажется поверхностному взгляду, видящему  не прекратившуюся смерть и не удаленные страдания.

Дар Воскресения из мертвых, дар Царства Радости насущно и реально преподан людям. И вовсе не как утешительное и для многих сомнительное обещание загробных наград за хорошее поведение в этой жизни. Во всей своей полноте он доступен и должен быть раскрыт уже сейчас. Ибо, утверждает Господь: Истинно, истинно говорю вам: наступает время, И НАСТАЛО УЖЕ, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе (Ин.5;25-26).  

Мы, в большинстве своём, живём страстями. Испытывая порой непреодолимые влечения, стремимся удовлетворить их. Удовлетворяя – надеемся получить удовольствие. В получении удовольствий видим смысл и цель жизни. Нам известен, по крайней мере мы слышали, что у жизни есть иной смысл и иные цели. Говорят, что некоторые достигали их и обретали несравнимое блаженство. Немногие ходили этим путём. Но сейчас он обезлюдел до крайности. А страсти – вот они, рядом. Удовлетвори и наслаждайся. Невелика честь, а есть!

В действительности же страсти – это семена страданий. Доступное нашему наблюдению развитие смерти. То, что нами воспринимается как жизнь, Богом-Жизнью названо смертью, «сенью смертной», «тьмой». Мы в Его глазах – «мертвецы».

Как понять это? Ведь в нашем восприятии смерть - это прекращение  всех функций тела. Когда глаза не видят, уши не слышат, язык не глаголет, нос не обоняет, гортань не глотает, руки не осязают, ноги не движут, а главное, не дышит грудь и не бьется сердце. Пока есть дыхание и кровь течёт в жилах, даже если отказали чувства и нет движения, по-нашему ещё рано говорить о смерти. Но Господь всех нас – еще телесно здоровых, видящих, слышащих, обоняющих, осязающих, движущихся – называет мертвецами… В чём же дело?

Попробуем разобраться. Воспользуемся для этого остатками того, пожалуй, наивысшего из известных нам признака жизни, который умышленно не упомянут в вышеприведенном перечне. Это способность мыслить. Не упомянут же он по той причине, что для биологической жизни эта способность, хотя она и открывает небывалые возможности, совершенно не обязательна. Живая природа прекрасно обходится без неё. Все многообразие проявлений природной жизни успешно регулируется биологическими законами. Жизнь даже высших животных, имеющих начатки разумности, преимущественно направляется внешним регулятором – инстинктом. Инстинктом самосохранения и сохранения вида, продолжения рода, защиты и обучения потомства. Природа не предъявляет нравственных требований,  не требует нравственного выбора, не нуждается в образном мышлении. В ней нет добра и зла. Она самодостаточна и вечна в своём круговороте. Это однажды в совершенстве созданный, запущенный и прекрасно отлаженный  механизм.

Человек явно не вписывается в природную гармонию. Наша цивилизация глубоко враждебна природе, разрушительна для неё. Экологический, энергетический, климатический и прочие кризисы нашего времени неопровержимо подтверждают это.

Зафиксируем очевидный факт: человек со своим мышлением, моралью и свободой нравственного выбора чужд природе, не нужен ей. Его появление никак не вытекает из природной необходимости и выглядит крайне нежелательным для её жизни. Оно нецелесообразно и эволюционно не обусловлено.

Человечество явно не от мира сего. По отношению к природе Земли мы пришельцы, инопланетная цивилизация. Чуждая, агрессивная, жестокая, алчная. Не случайно свои отношения с природой человечество описывает в образах «покорения», «борьбы», «войны». Говорится, конечно, и о «мирном сосуществовании». Но это, преимущественно, «благие намерения». В действительности идёт полномасштабная война. Там, где побеждает человек – ядовитая пустыня «цивилизации». Где побеждала природа – дичающие, примитивные племена. Но исход этой великой битвы, похоже, уже предрешен. 

Я умышленно старался  рассмотреть отношения человека с природой исходя из поверхностной очевидности, в так называемых «материалистических» категориях. Но в пределах этих категорий нет ответа на главнейший вопрос.  Биологически, телом, мы плоть от плоти животного мира. Но ядро нашей личности содержит свойства, нигде более в природе Земли не встречающиеся и никак не следующие из природной, целесообразной необходимости. Это ядро – душа человеческая. Сама наша личность. Мыслящая, чувствующая, осознающая свою самоидентичность. Это, собственно, и есть мы. Порой кажется, что в нашем теле, как в биологическом аппарате, который плоть от плоти земной, живёт пришелец из иного мира.

Таково действительное положение вещей.

Но тогда кто мы? Откуда взялись? Как оказались здесь? Куда уходим? У вульгарного материализма нет вразумительных ответов. Спросим религию.

Писание свидетельствует о «небе» – мире разумных бесплотных сил. Сил, обладающих свободной волей. Сил нравственных и самоопределяющихся. Степень их свободы, а значит и степень жизни, неизмеримо выше жизни, которую произвела «земля». Выше жизни, знакомой нам. Биологической жизни.

И хотя мы лишены возможности непосредственно созерцать и воспринимать жизнь «неба», но слишком много знаков, как внешних, так и внутри нас, говорят: «там кто-то есть».

Таким образом, речь идёт о существовании третьего уровня жизни, кроме двух, открытых нашему восприятию. А значит, нам известны, по меньшей мере, три качественно различных этажа мироздания. Это, перечислим по восходящей – минеральный, биологический и духовный. Обитателям каждого мира, кроме собственного, открыты и все нижележащие миры.

Поэтому степень свободы, а значит и жизни, по восхождении возрастает. По нисхождении – понижается. Падение с уровня на уровень вниз и есть смерть, в нашем понимании смысла этого слова. Переход вверх – воскресение. И если вниз мы падаем сами, то для перехода вверх необходима внешняя сила, необходимо чудо, необходим Бог.

Когда в теле прекращаются биологические процессы, оно падает на уровень минеральной жизни. Момент этого падения, это момент смерти. Сразу же за ним, телу доступна лишь минеральная форма жизни – распад. Но ещё достаточно продолжительное время тело сохраняет некоторые признаки и свойства своей прежней, биологической природы. Оно чуждо и зловонно в минеральном мире, хотя и живет по законам его.

Когда Господь называет нас, таких, как нам кажется, живых – мертвецами, Он вовсе не желает оскорбить или унизить нас. Этим Он указывает на действительное состояние нашей души по отношению к духовному миру. И хотя она, подобно гниющему трупу, сохраняет некоторые признаки былой принадлежности к горнему миру, из которого выпала, ещё кое-как мыслит, знает о морали, способна к какому-то творчеству и даже к самопожертвованию, жизни «неба» она лишена, а значит, мертва для него.

Таким образом, вся наша общечеловеческая «духовность», все наши «достоинства», которыми мы кичимся перед животным миром и которыми так неразумно пользуемся, – всего лишь жалкие обломки однажды утраченного богатства. Догнивающий труп, сквернящий природу. Убогие сокровища нищего, собранные на свалке.

Природа нашей человеческой души действительно однажды подверглась смерти. Смерти первой. Смерти, выразившейся в разлучении души с Богом. Смерти неизмеримо более лютой, более непоправимой, повлекшей несравнимо большие потери, чем предстоящая нам, такая знакомая и так страшащая нас, биологическая смерть, при которой душа разлучается с телом.

И если бы с этим невозможно было ничего поделать, то Бог-Любовь не стал бы беспокоить нас. Оставил бы нас в покое с нашими иллюзиями и нашими убывающими маленькими радостями.

Последствия этой, первой, смерти, ещё не обрушились на нас в полной мере. Мы лишь только предвкушаем их. Когда рухнет наше последнее убежище – тело, когда нас настигнет смерть вторая, только тогда мы испытаем весь ужас первой, духовной смерти, от самых лютых последствий которой мы пока, как броней, ограждены своей телесностью. Тело, хотя в большинстве случаев и обременительно для души, но оно не позволяет враждебным сущностям «тонкого мира», а проще – бесам, пожирать уже принадлежащую им, по причине нашей богоотверженности, душу. Временная, телесная жизнь – как бы отсрочка исполнения вынесенного приговора. Возможность обрести помилование.

Вот почему произвольное лишение себя жизни – суицид – категорически неприемлем и определяется Церковью как преступление против Себя, Бога и Жизни. Такой исход ставит душу в необратимое, неспасаемое положение. Фиксирует в Вечности ее крайний эгоизм. Страдание, которого желает избежать душа, становится ее единственным и вечным достоянием.

Тоска и отчаяние, ужас и позор – вот все ее приобретения в этой, земной, жизни. А суд, которым судится душа, как раз и является выявлением ее наличного состояния, которое определяет качество ее вечного бытия.

Мы уже сейчас можем ожить для духовного мира, стать причастниками «первого воскресения», свергнуть власть над собою смерти второй (см. Откр.20:4-6).  И если до своего исхода в вечность сумеем услышать глас Сына Божия, то услышав, оживем!

Формула спасительной жизни по Слову Истины выглядит так:  отвергнись себя, возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф.16;24). Иного пути возврата в Жизнь, как через крест, нет и быть не может.

Не случайно на  Голгофе справа и слева от креста Спасителя были распяты два разбойника. В них открылись два возможных пути исхода для падшего, отверженного от Жизни человечества.

Страдающий на кресте Господь Своим  Крестом соединил три мира:  Небесный, земной и преисподний. Прежде переход человека из мира в мир происходил только вниз, согласно закону естественного греховного тяготения.  До Христа даже праведники, по причине живущего в их человеческом естестве греха, сходили во ад. Небо было закрыто и недоступно человеческой праведности. Только двое праведников, Енох, до потопа, и пророк Илия были «взяты» на Небо особым промышлением Божьим.

Теперь же путь души человеческой стал определяться личным выбором. И этот выбор происходит только через принятие или отвержение своего личного креста.

Нам невозможно избежать креста, как бы мы не относились к нему. Страдания –закономерное следствие разрыва с Богом, следствие смерти первой. Никакие социально-политические проекты никогда не избавят нас от неустройств и страданий. Все усилия человечества, прилагаемые ради разрешения этой проблемы, только туже затягивают узел. Более того, то что нас так беспокоит и от чего мы всеми силами стремимся уйти, как раз и является средством разрешения наших всеобщих, коренных проблем. И это средство - крест.

По отношению к кресту возможны три пути. Царский путь – это путь Христа. Путь веры, путь уподобления ему.  Этот путь узок, и хотя он открыт для всех, немногие идут им. На него, подобно Христу, становятся вольно. При начале своем этот путь всегда узок, он - иго и бремя. Но по мере несения вольно принятых стеснений, поверившим открывается, что бремя легко, а иго – благо (Мф.11;29-30). Это крестный путь Сынов Божьих. Путь Церкви. И таковых немного.

Но, Милостью Божьей, существует возможность спасения и для многих, идущих широким путем. И это тоже – крест. Но крест невольный. Крест образованный из обожаемых страстей, ради укрощения которых Милосердным Господом посылаются нам скорби, болезни, неудобные для нас обстоятельства и досаждающие нам люди. И вот здесь уже возможны два радикально противоположных исхода. Они открылись справа и слева от голгофского Креста Спасителя.

Разбойник, распятый слева, присоединился к иудеям, которые внушением отца своего – дьявола, наконец-то уразумевшего образ своего поражения и пытавшегося избежать оного, злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын (Мф.27;39-43).

Разбойник  вторил им, злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас (Лк.23;39).  

Так, увы, в подавляющем большинстве, мы пытаемся избежать страданий и к     этому отвержению креста своего стараемся привлечь помощь Божью. Чего только не делаем. Причащаемся, исповедуемся, ходим в храм, заказываем молебны и сорокоусты.Но небо молчит.

Так стоит недвижно прекрасный, в полном комплекте сложнейших деталей, мотор, лишь потому, что где-то отсоединился маленький проводок.

Без принятия креста своего невозможно уйти от страданий, невозможно достичь утраченного рая, получить и принять подлинное благо. И если, кажется, что помимо креста, попустило и помогло, то это значит, что вскоре придется претерпеть еще большие скорби, если будем способны к этому. И это еще хорошо. Ибо значит, что мы еще подлежим спасению. В противном случае, мы уже неспасаемые и окончательно утвердились в своем выборе. Тогда наш путь вниз. Туда, куда тянет нас наше стремление к сомнительному греховному наслаждению от плодов запретного древа. Ведь это именно ради возможности продолжения этого обманного наслаждения мы и старались убежать от креста.

Для нашей мнимой праведности возмутительно, что первым из всего человечества в рай вошел разбойник. Чтобы приблизится к Богу, войти в соединение с Ним, нашей человеческой праведности оказалось недостаточно. Более того, эта, помимо креста, усвоенная себе праведность, становится непроходимым препятствием и ведет к богоубийству, что открылось там же, у голгофского креста в «праведных» фарисеях и первосвященниках.

А вот разбойник, казнимый за действительные преступления, спасается, входит в общение с Богом и обретает рай. Но прежде он принимает крест свой. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал (Лк.23;40-41). И это принятие креста, признание справедливости и должности своих страданий, ему первому открывает непостижимую для эллинской мудрости и возмутительную для иудейской праведности истину. Он, первый из всего человечества, в невинно страждущем на кресте человеке Иисусе  видит Господа и Бога. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое (Лк.23;42)! Он не просился с креста и не бежал от страданий, полагая себя достойным их. Он не смел помышлять даже о возможности своей причастности к божественной жизни. Но именно осознание своего недостоинства Бога и справедливости своих страданий открыло ему рай. И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. (Лк.23;43).

Таким образом, наш крест, наши страдания не только не нежелательны, но совершенно необходимы.

Это противоестественно, противоречит нашему естеству. Представляется возмутительным и неприемлемым безумием. Кажется возмутительной ересью. Рушит все наши привычные, естественные представления о благом и справедливом Боге, об образе сообщения с Ним и Его помощи нам.

Гонения, обрушившиеся на христианство с самого его возникновения, были закономерной и естественной реакцией «мудрости и праведности» мира сего на «безумие» учения и пути Христова. Но они же одновременно послужили утверждению христианства. Послужили свидетельству Божественности Истины крестного пути через страдание и смерть, к Жизни.

Невыводимость из чувственного опыта и противоречие очевидности ставят во главу дела нашего спасения веру. Веру не как доверие фантастическим вымыслам, но Веру, через Надежду ведущую к Любви. Любви к Тому, Кто не просто сообщил невероятное, немыслимое решение наших самых насущных, самых коренных проблем, но Сам все исполнил и Сам все явил. Только крестом удостоверяемая вера может свидетельствовать о подлинности любви, восстанавливающей утраченное богообщение и утраченную жизнь. 

Любовь к Богу помимо креста – самообман. Похоть и мерзость.

Вера в средства,  способные обратить Божью Волю в соответствии с нашими похотениями – бесовское, богопротивное язычество.

Присмотритесь к себе, постарайтесь понять, чего ищете вы: Божественной помощи в несении своего креста,  или с помощью чуда пытаетесь сойти с него. В первом случае помогает Бог. Во втором – бесы стараются удалить вас от спасения.

За крест следует благодарить еще и потому, что он непостижимой Премудростью и Любовью дается нам не по грехам нашим, ибо тогда никто не смог бы понести его, но строго по необходимости, для нашего спасения. Он в точности таков, каким должен быть, что бы нам спастись. Господь, как совершенный врач, выбирает наименее болезненные средства, чтобы победить болезнь. Но Он никогда не направит на курорт нуждающегося в срочной операции, как бы тот не просил Его. Поэтому спасти нас может только наш крест, который необходимо с благодарностью терпеть. И это возможно, поскольку он посылается Любящим и Премудрым Господом по силам нашим.

Телесная смерть, за которой некоторые надеются укрыться от страданий, на самом деле является предельным рубежом. Она фиксирует и делает необратимым то состояние души, которое достигнуто ею к этому моменту. Поэтому никакие заслуги и добродетели, если они остались в прошлом, не помогут избежать муки от наличных на момент смерти и перешедших в Вечность страстей. Только претерпевшие до конца, донесшие к порогу Вечности крест свой, обретают радость, спасение, жизнь. Это обретение возможно уже сейчас, еще до вкушения смерти. Ибо древо жизни, на обратном пути к которому Господь поставил херувима и меч обращающийся, это древо проросло посреди земли Крестом Господним. И только истинная любовь может пройти за это устрашающее ограждение и обрести радость Жизни. Эта радость доступна уже сегодня и неизмеримо превосходит «естественные радости жизни», по существу своему являющимися начатками, семенами страданий.

Путь креста – путь радости. Бремя и иго, обращающиеся в благо.

Храни и укрепи вас Господь на этом пути.

© Boleem.com